Максим АВЕРИН: Я жду своего часа

      Актера московского "Сатирикона" Максима Аверина люди на улице окликают Ёшкой. Так звали его героя в сериале "Карусель". Первое признание своего таланта Максим получил после работы с Вадимом Абдрашитовым в "Магнитных бурях". Чаще всего его роли успешны. Но сам актер не спешит сниматься все в новых и новых проектах. К своему тридцатилетию Аверин подошел с не совсем обычной для современного молодого человека жизненной философией.

      - Принято считать, что талант раскрывается наиболее полно, когда в жизни человека происходит трагедия. У вас такое было?

      - У каждого свои трагедии. Для ребенка некупленная игрушка - трагедия, для молодого человека несчастная любовь - трагедия, а для матери трагедия гибель сына на войне. У меня тоже были свои трагедии. Были какие-то моменты, которые двигали меня вперед. Мой отец работал на "Мосфильме" художником-декоратором, мама там же швеей. Сколько себя помню, всегда хотел быть актером. Но с первого раза я не поступил. Чему сейчас безумно рад. До этого я думал: "Вот, стану артистом, и это на всю жизнь". А когда мне хвост прижали, я понял, что необходимо иметь не только желание быть артистом, но и еще что-то. Педагог в училище говорил нам: "Ребята, вас очень много. А в профессии останутся фанатики. Люди, до конца этому преданные". Когда я на следующий год поступил, я в себе некий фанатизм выработал. Быть артистом и жить для меня стало однозначно.

       - Что-то произошло?

       - Многое. В тот год я успел поработать, сильно переживал из-за неудавшейся любви, но в результате достойно вышел из всех проблем. Потом родители у меня люди сильные и жизнелюбивые. Мама мне всегда говорила: "Сынок, никому не хочется смотреть на твои слезы. Улыбающийся человек гораздо интересней". Это не по пословице "Улыбайтесь - шеф любит идиотов". Нет. Тот, кто тебя по-настоящему любит и понимает, и так поймет, что с тобой что-то не то. Всем остальным знать об этом не нужно. Я не нуждаюсь в сочувствии и в разговорах. Я сам могу со всем справиться. Вот и сейчас я начинаю переосмысливать свою жизнь. Я и сам люблю эти изменения, они двигают тебя вперед, поднимают на новую высоту. И не важно - одинок ты или нет. Я, например, редко бываю один и с нетерпением жду моментов одиночества, потому что нуждаюсь в этом. Хотя мне нравится быть артистом, я люблю уклад этой профессии, мне нравится все, что связано с этой профессией. Я обожаю гастроли, люблю самолеты, поезда, люблю гостиницы. Мне нравится ездить, нравится смотреть. Мне кажется, что невозможно запершись в четырех стенах быть художником. Шекспир сказал, что театр - это зеркало перед природой. А как можно быть зеркалом, если ты ничего, кроме стены напротив, не видишь? Мир огромен, мир прекрасен. Его надо смотреть, его надо изучать.

      - Недавно вы отметили тридцатилетие. За последние десять лет вы сильно изменились?

       - Мне всегда казалось, что мой стиль - это свитерочек, вытянутые джинсы. А вчера надел серьгу, посмотрел в зеркало и подумал: "А зачем?" Хотя у меня этих серег огромное количество - и с бриллиантами, и золотых, и платиновых. Но они уже не нужны. Раньше я не носил костюмов. Они мне не очень нравились, казалось, что это не мой стиль. А тут вдруг понял, что хочу носить костюмы. Хочу надевать красивые галстуки. Не для того, чтобы кому-то нравился, а для себя. Мне приятно, когда от меня хорошо пахнет. Как говорят, Аверин выходит на сцену, и за ним шлейф дорогих запахов. Я хочу курить хорошие сигареты, пить хороший кофе. Это не эстетство. Мне это действительно нравится. У меня всегда были деньги на сигареты и на кофе. Пусть все плохо, но "стрелять" у друзей сигареты я не буду. Должны быть свои. Сейчас к обязательному списку прибавились другие вещи. Есть к чему стремиться. Конечно, любой мужчина к тридцати годам задумывается над тем, кто ты, что ты сделал на этой земле, правильно ли ты живешь, те ли люди рядом с тобой, кого ты хотел бы увидеть, врешь ли ты сам себе.

      - Вы задаете себе такие вопросы? Чего больше в ответах, положительного или отрицательного?

       - Задаю, но ответы зависят от настроения. Позавчера казалось, все не то, все неправильно, подзадержался я в этом состоянии. А сегодня проснулся, подумал: "Какое счастье! Я проснулся. Да не один. Да мама позвонила. Да брат здоров, счастлив. Я нужен, востребован, любим! Чего жалуешься?" И сегодня все хорошо. Хочу быть таким, какой есть, непохожим на кого-то.

      - Наверное, после "Карусели" вы проснулись знаменитым?

       - Мне постоянно говорят: "Вот, после этой роли ты станешь знаменитым". И каждый раз ничего не происходит (смеется). Для меня значимой работой стал фильм "Магнитные бури". Вадим Юсупович Абдрашитов был первым, кто снял меня не как комедийного актера, а как драматического, в фильме, где надо не только улыбаться, но и еще что-то играть. А с Вячеславом Никифоровым, режиссером "Карусели", мы познакомились давно. Он хотел снять меня в своем предыдущем фильме "Безымянная высота", но я не попадал по графику, снимался в "Огнеборцах". Через год мне позвонили и сказали, что я уже утвержден на главную роль в "Карусели". Я удивился, потому что ни сценария не читал, ни с режиссером не разговаривал. Но получилось все неплохо.

       - Роль Ёшки принесла вам популярность, но не глобальную известность. И вы не спешите с новыми проектами...

      - Я не хочу быть везде. Не хочу "выходить из утюга".

      - А как же деньги? Ведь не секрет, что некоторые проекты приносят очень хорошие деньги, хотя и выглядят неудачными.

      - Не секрет. Я даже больше скажу, у меня есть проекты, на которые я шел ради денег. Но и в этих случаях я находил в них что-то для души, где было бы что сыграть. Чистой поденщины там не было. Ради денег я не на все пойду. Не смогу подписаться на многомесячный проект в ущерб театру, личной жизни. И дело не в том, что вот я такой пафосный, сижу "в ожидании Годо". Нет. У меня был год, я с одной площадки перемещался на другую, а оттуда мчался в театр. Снимался в трех проектах и выпускал спектакль. Мне такой график интересней, чем девять месяцев играть в картонных декорациях одно и тоже. Да, мне хочется быть известным, обеспеченным, быть не только Ёшкой, но мне кажется, что я еще что-то могу. И это не то, что сейчас активно предлагают.

      - Вам всего тридцать, и вроде как-то не "по рангу" иметь такие мысли... Молодежь хватается за все.

      - Я бегу не на короткую дистанцию, а на длинную. Кто-то скажет, что все мои роли - это странные люди. В "Карусели" мой герой потерял память, в "Докторе Живаго" сошел с ума. Ну и что? Я не боюсь быть страшным, не боюсь быть "не от мира сего". Я просто не хочу играть чью-то фантазию. У меня есть богатые друзья, которые владеют "заводами, газетами и пароходами", но такой "картонной" жизни, как ее изображают в сериалах, у них нет. Поэтому мне такое не интересно. Я понял одну вещь, что можно, конечно, хвататься за все. Но зачем? Народу я нравлюсь как в театре, так и в кино, когда я искренен, когда я настоящий, когда присутствуют яркие краски. Просто художественно перемещаться из кадра в кадр или по сцене не для меня.

      - В какой момент вас посетили такие правильные мысли?

      - Во-первых, у меня были хорошие учителя. Ну и с опытом что-то приходит. Я долго отказывался от ролей в фильмах по романам наших известных детективщиц. И тут мне предложили интересный сценарий. Мы стали работать, находили какие-то интересные повороты, яркие фразы. Прихожу на озвучание, а все, что мы нашли, придумали, что было смешным, вырезали. Я спрашиваю: "Почему?" Редакторы объясняют, что это сильно отходит от жанра. И в результате получилось скучно. И мне скучно, и зрителю будет скучно. Я поставил себе галочку, что снялся, и тему эту закрыл. И впредь вряд ли соглашусь на подобную работу. Нельзя снимать просто детектив, должны в нем быть человеческие отношения. Я всегда люблю приводить пример: чем заканчиваются все похороны? Смехом. Как разрядка. Живым - живое. Нельзя только плакать, ведь жизнь продолжается. Американцы любят играть на этом. Смерть, а они комедию снимают. И это хорошо.

      - Какой-то неправославный у вас подход...

      - По поводу православия... Я православный, верующий человек. Но я верю в Бога в душе. Ведь можно все что угодно из себя изображать. И неверующего, и наркомана, и богохульника, и пьяницу, но если внутри у тебя всего этого нет, то ничего и не будет. И настоящую боль об уходе человека не надо показывать. Она тоже будет внутри тебя. У меня в жизни была одна серьезная потеря. Умер очень близкий мне человек. Прошло девять лет, а я каждую секунду о нем думаю. Не устраиваю показательных рыданий, а просто помню. Свою веру я берегу внутри себя, как берегу свою любовь от чужих глаз. Не то, что я хочу свою жизнь скрыть от других. Просто я считаю, что у меня пока достаточно таланта, чтобы удержать своего зрителя. Мне пока не надо для этого показывать кровать, на которой сплю, ванну, в которой моюсь. Если вы хотите что-то узнать про меня, приходите в театр и посмотрите мои работы. Я не играю другого человека. Там я, только в других обстоятельствах. Как есть, так и играю. Я ничего не придумываю. Я давно ушел от игры. Я живу. И с этим выхожу на сцену. Да, мне тридцать лет. Кому-то покажется, что я сделал мало, кому-то, что достаточно. Но я не оглядываюсь назад. Мне приятно отметить, что у меня одно получилось, другое, что у меня есть свой зритель. Но жизнь она больше, чтобы сейчас остановиться!

      - Разве в тридцать лет останавливаются? Это же еще молодость...

      - Молодость. Но если сравнивать с месяцами, то это август. Когда мне будет сорок лет, это будет сентябрь. В сентябре все становится многогранным - листья красные, желтые, зеленые, все созревает. В этом есть своя мудрость.

      - Тридцать лет - это ваш возраст?

      - У меня было хорошее детство, но оно мне никогда не нравилось. Я всегда хотел стать взрослым. Даже курить начал в 13 лет, чтобы почувствовать себя большим. Тридцать лет не совсем мое время. Именно в сорок я перестану думать о своем возрасте, дергаться, что я еще не достаточно взрослый. Буду чувствовать себя гармонично. Я смогу позволить себе быть комильфо. Тогда мой внешний облик и внутреннее состояние совпадут.

      - Но, наверное, "копаться" в себе и тогда не перестанете?

      - Когда я перестану себя копать, я перестану быть самим собой. Я не люблю успокоенность. Толстой сказал: "Успокоение это душевная подлость". Хотя иногда и я испытываю такую успокоенность. Но, слава богу, жизнь преподносит мне подарки, когда я снова "взрываюсь".

      - "Подарки" в работе или в человеческих отношениях?

      - И в том, и в другом. В прошлом году я много работал, но всего две работы, по моему мнению, интересные. Это "Доктор Живаго" Александра Прошкина, где я играю сошедшего с ума партизана, топором зарубившего всю свою семью, и роль кота Шидлы, египетского сфинкса, в детском фантастическом фильме "Вернуться во времени" Олега Компасова. Остальные проекты - это просто работа. Ну не каждый же день режиссеры запускаются с "Бесами" или "Господами Головлевыми".

      - При такой "избирательности в работе" не боитесь остаться без средств к существованию?

      - Боюсь. Больше скажу, я месяц нигде не снимаюсь. И на финансовом благосостоянии это сказывается.

      - Вы актер "Сатирикона". Насколько Райкин сейчас ваш режиссер?

      - Я работаю в репертуарном театре, это та гамма, которая существует внутри тебя. Это твои взлеты и падения. Далеко не всегда я играю то, что мне хочется. Но в театре должно быть все, разные вершины, которые были бы интересны разным зрителям.

      - Райкин высказывает свое мнение о ваших киноработах?

      - В каком-то интервью читал, что ему скорее нравятся мои работы, чем нет. А потом я не думаю, что Райкин сидит около телевизора и следит за моими фильмами. Я знаю, что ему нравится моя дисциплинированность, потому что я не пропустил ни одного спектакля. Ни одна съемочная группа не звонит в театр и не просит отменить спектакль, потому что я на съемках. Когда я заключаю договор, то отдельно предупреждаю, что снимаюсь не в ущерб театру. Другой вопрос, что это мне не очень удобно, я мало сплю, с поезда бегу на репетицию, но для меня важно, чтобы главный режиссер не слышал о моих опозданиях и не замечал, что я плохо себя чувствую или устал. Никому это не нужно. О том, что мне плохо, должны знать подушка и человек, который рядом со мной засыпает. Я должен быть рабочей лошадкой в хорошем смысле этого слова. И я хочу ею быть.

Елена УСАЧЕВА